Максим "Йорик" Юрак: Зовут меня Юрак Максим Геннадиевич. Родился 14 июля 1980 года. Когда пришло время, пошел в 485 школу с французским уклоном. Это и было самое первое мое образование. Учился я там до четвертого класса, после чего перешел в Четвертую детскую школу искусств (ДШИ) имени Мравинского по классу скрипки. После этого перешел в 524 общеобразовательную гимназию, в физ-мат-класс. Ушел из ДШИ я из-за своей классной руководительницы. Ей не нравилось, что на контрольных я никогда не писал решения задач, одни ответы. А мне было скучно их писать, мне все было ясно, я в уме решал задачи и сразу писал ответ. Ей этого было не достаточно и она ставила мне одни тройки. Вот и перешел я в физ-мат-класс – учился там до девятого и параллельно закончил музыкальную школу. Хотел поступать в музыкальное училище и поступил в музыкальную школу «Тутти» - для особо одаренных детей. Из начальной школы я запомнил еще один момент – едва мы научились писать, как мои одноклассники написали на меня жалобу. Они писали, что я оказываю им чрезмерные знаки внимания. Все эту жалобу подписали, не подписали только двое – Андрей Вязов и девочка Надя Тагеева. Этот поступок моих друзей мне запомнился на долго. Из школы-то меня хотели выгнать а благодаря моим друзьям оставили. В «Тутти» я два года упорно готовился к училищу, упорно занимался скрипкой и фортепиано, закончил эту школу почти с отличием – у меня по всем предметам были пятерки, а по русскому и литературе – тройки. И, опять таки, из-за того, что не сошелся с преподавателем характером. В общем занимался я, занимался, , а в училище, в результате, так и не пошел. А пошел в Институт Кино и Телевидения на улице Правды на специальность «звукорежиссура». Учился у мастера Григория Яковлевича Франка – очень хорошего человека и мастера., любимой фразой которого была «научить нельзя, научиться можно». Мы учились сами – тот, кто хотел, тот научился. Четыре года прошло в Институте, я закончил его 28 июня, на следующий день после защиты диплома, ушел в армию. Рядовым в ракетные войска. В армии мы иногда стреляли из автоматов, иногда ловили беглых солдат, но самой тяжелой вещью была уборка снега. Пять месяцев по двадцать четыре часа в сутки. Вот от этого я просто с ума сходил. И еще из-за того, что служил я в Петербурге, казарма располагалась на площади Ленина я каждый день, каждую минуту осознавал, что нахожусь в двадцати минутах от дома и мне туда не выбраться – это тоже очень тяжело. Все время думал о том, что нужно терпеть, что рано или поздно все это закончится. Армия, как армия. Служили, дрались иногда. Однако я никому не рекомендую служить в армии. Если ты был мужиком, ты им и останешься, а если нет – никакая армия тебя не изменит. Армия, конечно, меня кое-чему научила, но жизнь и без всякой армии учит – каждый день. Вся жизнь – это бесконечная учеба. А в армии тоже встречаются люди. Там не все – военные. Есть две категории служащих – люди и военные… Меня, впрочем, отпускали на концерты. Хотя никто из моих товарищей по казарме не догадывался, что я играю в группе «Пилот». Разве, что письма мне приходили чаще, чем другим. А с благодарностью вспоминаю двух своих начальников – это подполковник Москалец Владимир Викторович и комбат Добрынин. Я играю в «Пилоте» уже четыре года – я пришел в группу до первого «Максидрома» в 1999 году. Я играл во многих группах, опыт у меня был. Первый коллектив назывался «Юйчи» и играла очень странную музыку. Я еще учился в 4-й школе, ехал в метро со скрипкой в руках и слушал в плэйере «Металлику». Громко слушал. И в вагоне подошел ко мне молодой человек, похлопал по плечу и сказал: «Пойдем, выйдем». Я вышел, тем более, что это была моя остановка. Молодой человек оказался музыкантом и пригласил меня в свою группу. В группе было всего два человека. Точнее, сначала было трое, но ударник как-то очень быстро отвалил. Состав вышел следующим – электрогитара, акустическая гитара и я со скрипкой. Дима Карпович, Игорь Тарасов и я. Делали мы какие-то программы, выступали – в моем институте в том числе. Музыку играли довольно сложную и странную, а, поскольку играть мы толком еще не умели, то она получалась еще более сложная для восприятия, чем была задумана. Играли квартирники – на одном из них входной платой была бутылка любого алкогольного напитка. Тогда, впервые в жизни, я переборщил с алкоголем и наутро мне было плохо. Несколько раз нам удавалось выступать с группами уже известными – «Башня Ровэн», например. Тогда я познакомился с Машкой из «Короля и Шута». Она меня просто поразила своей позитивной энергией, это был первый человек, у которого я это почувствовал. Сейчас у меня уже не бывает таких всплесков от новых знакомств – может быть, просто привык, а тогда, при знакомстве с Машкой, я был просто потрясен. В институте я познакомился с Митей из «Танков» - он меня тоже потряс, как и Машка, чем-то светлым, хорошим, что было у него в душе. В конце концов, мы поняли, что мы играем, играем – и ничего у нас не получается. А развиваться как-то хотелось. И тогда я познакомился с Игорем Бенихисом и Максимом Пленкиным. Сделали мы программу песен Игоря, сыграли первый концерт в «Зоопарке» с «Танками» И я бы никогда в жизни не вспомнил об этом концерте, если бы потом о нем не упомянула скрипачка «Ночных снайперов». Она сказала, что ее так поразил прыгающий мальчик со скрипкой, и я понял, что все было не зря. После этого меня пригласили играть в психобилли-группу «Mosquito». Это было забавно и неплохо – психобилли со скрипкой. В это время я уже учился в институте. Сделали прграмму, и все былобы хорошо, но до записи дело не дошло. А энергетика была отличной. Я очень люблю контрабас, да еще слэп на контрабасе – отлично все звучало. На одном из концертов в «Полигоне» ко мне подошел Стасик, звукорежиссер, и предложил попробовать поиграть в еще одном проекте. Это был уже «Пилот». Я пришел, мне поставили записи, дали домой демо – мне не очень понравилась музыка группы. Но побудило меня взяться за это дело песня «Трамвайная». Если бы тогда я эту песню не услышал, может быть, я не оказался бы в «Пилоте». А «Трамвайная» меня зацепила. Я все время пытаюсь уйти от этого «русского рока», пытаюсь экспериментировать с электроникой, арт-рок слушаю, психобилли со скрипкой вот, все время пытаюсь уйти от гитарного чеса. А «Трамвайная» меня проняла. Потом очень быстро случился концерт в какой-то закрытой вечеринке для музыкантов, кажется в «Спартаке». Это был 98-й год. Мне было восемнадцать лет, и я слегка волновался – как же, маститые музыканты нас слушают. «Текилладжаззз» и прочие. Сыграли, ничего. А потом пошло – акустики, электричество, «Нашествие». Возникла идея со сказкой. Сразу после «Максидрома» мы делали демо, пробовали записать «Сказку». Записали за это время «Концерт в Санкт-Петербурге, зпт» Со «Сказкой» - решили сделать концептуальный альбом в едином ключе, с одной идеей, в общем, серьезно все должно было быть. Так и вышло. Когда записали «Сказку» - просто текст – стало ясно, что в таком виде это не покатит, что нужно делать музыкальное оформление. Взяли тре6ки с голосами и стали их разукрашивать. Сели дома делать звуковое решение. Пригласили Кота – Костю Смирнова из «Toxic Waste», записали клавиши, в конце концов, сделали альбом. Это была моя первая работа с «Пилотом», это то, с чего я в этой группе начал как музыкант. Летом, уже делая программу «Наше небо», мы решили сделать «Джоконду». Делали аранжировки к «Небу» и у ребят времени не оставалось – поэтому мы с Ильей засели дома с компьютером и делали барабаны, подкладки, прикидывали материалы для нового альбома. Просидели больше, чем пол года – Илья приходил практически каждый вечер и мы занимались компьютерщиной. В компьютере кое-что сделали, это все, конечно, хорошо, но компьютерный звук – это не современность, это несерьезно. Поэтому все это надо было записывать в студии. Все это наше барахло, что было забито в машину, я подорожечно скидывал на винт по каналам – все звуки, подкладки, кольца – гитар еще не было, получилось шестнадцать каналов. Я ходил в «Тутти», записывал там детский хор, в общем, шел поиск. Барабанная сетка была забита по миди – и на студии «Нева» мы через «Адаты» скидывали все это на ленту, а потом в эмуляторе на «Добролете» подставляли барабаны. В общем, технология была будь здоров. Звукорежиссеры за головы хватались. Все проблемы были из-за того, что у нас ничего толкового из аппаратуры не было – стоял один несчастный сотый «Пентиум» - отсюда вся возня. Ну, когда скинули на ленту, появилось, все-таки, живое, аналоговое звучание. На все это записали живой бас, гитару, голос, что-то еще – перкуссию и прочее. Нам очень помог Игорь Скалдин – отличный гитарист со своим, узнаваемым стилем – он несколько песен просто, что называется, поднял на совершенно другой уровень. Игорь Логинов помог. Сначала нас записывал Саша Мартисов, потом Женя Левин, записали голос, стали сводить. Этим пытались заниматься три звукорежиссера и, в конце концов, нормального звука удалось достич Алякринскому. Он правильно понимает современное электрическое звучание, и с ним мы свели весь альбом. «Наше небо» мы стали записывать следующим летом – прямо перед моим уходом в армию. «Джоконда» вышла после «Нашего неба» просто в силу законов шоу-бизнеса, а, по сути, она записана на год раньше. Над «Нашим небом» я работал так – мне нужно было за ночь записать скрипку, утром идти сдавать диплом и на следующий день уходить в армию. Поэтому не записать свои партии я просто не мог. Должен был их записать и записал. Вообще все альбомы «Пилота» совершенно разные. Трудно сказать, что такое группа «Пилот», прослушав «Войну», «Живой концерт» и «Джоконду». Не одну песню «Джоконды» на радио не возьмут. Может быть, как исключение, конечно, но, по сути, это не формат. В песнях нет припева, смысл довольно сложный, не характерный для «форматных» песен. На концертах вся «Джоконда» исполняется в живую. Никогда не используем никаких фонограмм. Купили сэмплер, клавиши – эффекты, звуки, все это есть, но все играется в живую. Есть группы, которые играют под мини-диск, под метроном, под секвнесор, те же «Дедушки», но у нас все всегда живьем. Нам очень важен энергетический посыл от барабанов, а не от метронома. С «Джокондой», на мой взгляд, в группе появились большие музыкальности. У меня всегда была идея убить весь этот наш совковый «русский рок», носящий название «говнорок». С этим я всегда борюсь. Это беда нашего сознания, что нам нравиться этот «говнорок». Нужно убить его в себе, выдавливать его по капле. Пока люди не проникнуться музыкрй, не обязательно новой, полно ведь старых групп, играющих настоящую музыку. Я использую сейчас эффекты – драйв, дисторшн – со скрипкой. У нас нет задачи заменить скрипкой соло-гитару, они существуют. Но я работаю со звуком – это ведь моя профессия. Звукорежиссер. Я в первую очередь звукорежиссер, а уже во вторую – музыкант. Моя новая скрипка все никак не может до меня доехать из Америки – сейчас я играю на акустическом инструменте с пьезодатчиком, эта скрипка очень хороша для записи, на твердую четверку, но с ней на концертах возникает достаточно много проблем. Во- первых – «заводки», во-вторых – очень широкий динамический диапазон. Звук акустической скрипки сложно вписать в электрическую звуковую палитру – гитара с дисторшном, барабаны, клавиши. Она то пропадает, то появляется и выходит на первый план. Даже на записи возникают сложности. Чтобы записать одновременно акустические и электрические инструменты, нужен совершенно другой подход. В 4-ой детской школе я играл в струнном оркестре, мы выступали в филармонии, ездили в германию. Из игры в оркестре я получил очень много. Вообще, хочу сказать всем рокерам: классическая музыка, ребята, - это очень круто. Это то, к чему можно и нужно стремиться. Что касается рок-музыки, то к развитию моего вкуса приложил руку мой дядя. У него была огромная коллекция пластинок – сейчас, наверное, он уже перешел на компакты. Но суть не в этом. Дисокв было тысячи две с половиной. И когда я был маленьким, он мне все время говорил: «Что ты слушаешь свою ерунду. Вот тебе нормальная пластинка». А я думал – что там за старье он мне сует? Но слушал и начинал понимать его пластинки. «King Krimson», «Gentle Gigant», «Jethro Tull», «ELP», «Ганелин, Чекасин, Тарасов» - когда я понял, насколько это выше того, что я раньше слушел, вот тогда и пришла эта нелюбовь к «говнороку». Может быть, у нас просто нет потребителя на российскую прогрессивную музыку? В любом случае, в этом деле надо что-то менять. Нужно расти всем, расти музыкально, начиная со школы – и музыкантам, и слушателям. Это не прививается, ты только сам можешь начать понимать, сам отделять зерна от плевел. Не обязательно вбивать молодежи в голову эти группы, нужно просто донести их и дать послушать. Послушать их стоит однозначно. Может быть, тогда что-то изменится. И вообще - надо больше думать. Просто думать. Тогда все будет лучше. Я не замыкаюсь в рамках «Пилота», я хочу делать разную музыку. Просто музыку высокого качества. Я не знаю, кто в России этим занимается. Все стремятся писать «форматные» песни. Если что-то такое где-то есть – я с удовольствием послушаю, с удовольствием выйду на контакт, с удовольствием приму в этом участие. И еще, конечно – кино. Я же по специальности звукорежиссер кино и телевидения. То есть я отвечаю не только за музыку. Я отвечаю за музыку, за речь и за шумы. То есть в этом случае, у меня обязанностей чуть-чуть больше, чем у просто музыканта. Вот это просто огромный спектр работы. Я мечтаю снять кино – большое, маленькое, это не важно. Но – мечтаю с этим поработать. Для меня это безумно интересно. Может быть, для меня это будет следующей ступенью.